Он смог. Он залез. У каждого в жизни есть своя Гора. И вот после долгих бесплодных попыток и долгих бессонных ночей полных мучительной горечи от чувства собственной беспомощности он сделал это. Он залез на Гору. Сначало даже не поверилось, но это наконец-то произошло. Он был на вершине.И тут прозвучал их голос. Они говорили Слова. Они говорили с ним о Горе. О его Горе. Они объяснили ему, что никакой Горы нет. Что она существует только лишь в его сознании. Каждое слово проникало глубоко под череп и раскаленными иглами прожигало саму сердцевину мозга. Опомнившись, он закричал, чтобы заглушить их голос, он стал закрывать уши руками, но было уже слишком поздно. С отчаяньем, граничащим с безумием, он понял, что его Горы больше нет, и вот уже он стоял на плоской равнине. Их голос стал удаляющейся птицей, уменьшающейся точкой, и сами они стали маленькими, сморщенными и жёлтыми, да, совершенно жёлтыми. Было тихо. Светило солнце, этот большой огненный шар, которому нужно поклоняться. Весёлые осьминожки бесцельно болтались в воздухе. Можно было присоединиться к ним и поклоняться большим огненным шарам хоть до бесконечности, но ему было не до этого. Необходимо было подумать. Вспомнилось что-то о полярности, заключающей в себе антибег, но тогда то, что раньше было его Горой, превратилось в Яму, и дети, путаясь в корнях деревьев, торчащих из её стенок, начали скатываться вниз на санках. Он оказался на дне Ямы, и ему хотелось громко ругаться матом, когда кто-нибудь из них врезался в него. Но так как это были всё-таки дети, то он просто отправлял их в небытие, а тела разрывал на куски. Кровь скапливалась на дне Ямы, и ее уже было очень много, но дети все скатывались на санках, и число их стремилось к бесконечности. Одной осьминожке не нравилось повторное использование слова "бесконечность" и она окрасилась зелёным. Внезапно он ощутил лёгкое ощущение нереальности происходящего, почувствовал, как распадается на составные части структура его сознания, да и его левая нога немного чесалась. Тут он решил отбросить все рефлёкторные попытки его разума цепляться за эту реальность, которая всё равно, как и все другие, была не более чем одной из великого множества возможных иллюзий. Он вновь был во тьме. Он вновь начал оттуда, откуда начинал всегда. |
